Масштабы депрессии

Однако неверно считать, что биржевой крах 1929 года повлек за собой Великую депрессию. Скорее, наоборот, многочисленные катастрофы Уолл-стрит стали следствием тех проблем, которые зародились еще в период бума. Будь американская экономика более здоровой и сбалансированной, страна, возможно, вышла бы с меньшими потерями из бури 1929 года. Но порочная система, основанная на безграничном потреблении, не выдержала и стала разваливаться на глазах у нации.

Обрушившийся рынок погреб под своими руинами миллионные капиталовложения и уничтожил уверенность американцев в завтрашнем дне. Общая стоимость акций, которая в 1929 году составляла 87 млрд долларов, в 1932 году упала до 18 млрд. И хотя держателей акций было не так уж много (всего 1 % населения), последствия катастрофы ощутило на себе все общество. Внезапное падение цен вынудило инвесторов прекратить платежи по брокерским займам. Брокеры, в свою очередь, рассматривая обесценившиеся акции как промежуточные долговые обязательства, перестали возвращать деньги банкам. В результате банкиры потеряли и те деньги, которые они заняли маклерам, и те, что сами вложили в фондовую биржу. А кому нужны банки без денег? Почти 5800 банков (в которых хранилось 3,5 млрд долларов) обанкротилось в 1929–1932 годы. Рядовые американцы, не потратившие на покупку акций и десяти центов, лишились своих сбережений. Те банки, которым посчастливилось выжить, резко сократили кредитные операции, что означало конец столь удобной и привычной системы покупок в рассрочку. Уровень потребления немедленно снизился. Все это больно ударило по промышленным предприятиям. Они не только потеряли возможность получать деньги через банковские кредиты или биржевые махинации, но и лишились покупателей. Пришлось потуже затянуть пояса. Это выразилось в лавинообразном сокращении производства: заводы и фабрики останавливались, рабочие оставались без работы. Действия ФРС, которая вместо того, чтобы ослабить условия кредитования, ужесточила их, лишь усугубили кризисную обстановку. Американская экономика неотвратимо погружалась в пучины депрессии.

Это было беспрецедентное падение. В 1929–1933 годы объем ВНП снизился на 46 %; индекс потребительских цен упал на 25 % при одновременном снижении общего индекса цен на 32 %. Фермеры пострадали еще страшнее: цены на сельскохозяйственную продукцию рухнули на 60 %. Зато уровень безработицы подскочил как никогда: к 1933 году четверть всех работающих американцев оказалась на улице. До самого 1942 года не удавалось восстановить докризисный уровень безработицы. Неумолимый широкомасштабный спад охватил все отрасли американской экономики. Кошмарной депрессии суждено было продлиться не слишком долго (хотя тогда этого еще никто не знал наверняка), зато поразила она все общество (и большинство американцев прочувствовали ее в полной мере).

Реакция президента Гувера

Гувер успел пробыть на президентском посту всего восемь месяцев, когда случилось катастрофическое падение рынка. Народная молва сделала из него козла отпущения, объявив равнодушным, пассивным и безответственным человеком. На самом же деле на пути преодоления экономического кризиса Гувер сделал больше, чем любой другой президент до него. Возможно, он действовал не столь настойчиво и агрессивно, как хотелось бы, но тем не менее никто не может обвинить его в бездействии.

Гувер, в отличие от своих предшественников, не склонен был рассматривать депрессию как «естественное» явление – вроде сильной простуды, которая и сама по себе пройдет в назначенный срок. И, вопреки традиционной теории, он не считал, что активное вмешательство правительства способно ухудшить ситуацию. Он спорил со своим министром финансов Эндрю Меллоном, который рассматривал многочисленные банкротства как средство борьбы с депрессией. Трактуя кризис в духе социал-дарвинизма, Меллон доказывал, что разорение слабейших предприятий «очистит систему от гнили» и создаст у членов общества стимул «усерднее трудиться и жить более нравственной жизнью.» По его словам, «предприимчивые люди подберут обломки, оставшиеся от менее компетентных». Гувер тоже желал укрепить в своих соотечественниках чувство морального долга, но не ценой сопутствующих экономических бедствий.

Фактически он стал первым американским президентом, который отстаивал право (и обязанность!) федерального правительства в критических ситуациях вмешиваться в экономическую жизнь страны. Гувер делал успокаивающие (но в корне неверные) заявления, обещая скорое улучшение положения. Он проводил встречи с крупными предпринимателями и профсоюзными деятелями, призывая (но не в приказном порядке) первых не сворачивать производство, а вторых – отложить до лучших времен требования о повышении зарплаты. Он убеждал муниципальные власти поддержать общественные строительные проекты. Белый дом осуществлял также координацию частной благотворительной деятельности. Чтобы успокоить европейских партнеров и поддержать международный авторитет США, Гувер ввел годичный мораторий на выплату военных долгов и репараций. Предпринимая активные действия (то есть, по сути, активно вмешиваясь в экономическую жизнь страны), Гувер по-прежнему декларировал свою преданность принципам волюнтаризма, локализма, децентрализации и международной стабильности.

Президент предпринимал пробные шаги и в других направлениях. Он предложил увеличить ассигнования на общественные работы, поддержал закон, запрещавший лишать разорившихся домовладельцев права выкупа закладной. Федеральное правительство скупало у фермеров излишки сельскохозяйственной продукции (однако не лимитировало их в производстве). При поддержке Гувера была создана Реконструкционная финансовая корпорация (РФК) с активом в 2 млрд долларов, которая предоставляла займы банкам, коммерческим предприятиям (а позже и местным правительствам).

Однако идти дальше по пути вспомоществования Гувер отказывался. Проводя аналогию с экономическим спадом 1920–1921 годов, он верил, что и на этот раз кризис минует без дополнительных усилий (и злоупотреблений властью) со стороны федерального правительства. Будучи принципиальным сторонником сбалансированного бюджета, Гувер возражал против широкого дефицитного расходования. Опасаясь негативных последствий (как морального, так и социального порядка), он отказался вводить пособия по безработице. Президент считал, что прямая федеральная помощь безработным, так называемая «государственная милостыня», «деморализует» граждан. Гувер оставался верным поклонником частной инициативы и, соответственно, негативно относился к федеральной собственности и попыткам федерального правительства контролировать рынок. Подобные действия, доказывал он, неминуемо ведут к ограничению личной свободы индивидуума. Непоколебимая вера в пресловутую свободу личности ограничивала президента в выборе средств. Похоже, в тех условиях он просто не мог сделать большего, чтобы помочь стране преодолеть экономический кризис.

Однако народ мало волновали тонкости идеологии. Миллионы американцев, потерявших работу, а с ней и жилье, вынуждены были ютиться в самодельных домах из ржавого металлолома, пустых картонных коробок и прочей рухляди. Народная молва присвоила этим трущобным поселкам на окраинах городов имя «Гувервилль». Имя президента не раз мелькало в городском фольклоре той поры. Американцы и поныне поминают «флаг Гувера» – вывернутый наружу пустой карман брюк; «одеяло Гувера» – газету, которую подстилали под себя бездомные, ночевавшие на скамейках скверов; «ботинки Гувера» – изношенную обувь с картоном вместо подошвы. Разорившиеся фермеры бойкотировали судебные процессы по лишению должников права выкупа закладных. Они пытались собственными средствами бороться с рыночной чехардой – топили, сжигали или припрятывали до лучших времен излишки сельскохозяйственной продукции. Весна 1932 года ознаменовалась весьма неприятным для правительства инцидентом: 15 тыс. ветеранов Первой мировой войны собрались в Вашингтоне, требуя немедленной выплаты «военных бонусов» (материальной компенсации). Не удовлетворившись решением правительства перенести выплату на 1945 год, «бонусная армия» разбила палаточный городок на окраине американской столицы и приготовилась ждать. Дождались они того, что в конце июля не в меру ретивый генерал Дуглас Макартур силой разогнал протестующих. В газетах незамедлительно появились шокирующие фотографии, на которых молодые солдаты нападают на ветеранов. Для многих американцев эти фотографии стали символом безразличия правительства (и лично президента Гувера) к нуждам простых людей. Несколько месяцев спустя те самые американцы пришли на избирательные участки и с шумом «прокатили» партию, ведущую нечестную игру. На ее место пришла оппозиция, обещавшая «новый курс» и новые правила игры.